Клоун ада
Они шли уже почти целый час, а может быть, пять минут, которые тянулись как целый час. Эгор молчал и зыркал по сторонам единственным глазом. Его длинные ноги все увереннее шли за ни на секунду не прекращавшим трещать красным клоуном.
«Лаптя не хватает, – горько подумал Эгор, – Пузырь и Соломинка присутствуют». И тут же удивился своей способности к самоиронии в такой неимоверной ситуации, удивился способности удивляться, удивился, что уже не удивляется вырастающим ежесекундно у него под ногами грибам удивления. И понял, что совершенно ушел в себя и уже давно не слушает толстого болтуна. Они шли по пустой широкой улице с черной мостовой, по которой стелился розовый туман, а по бокам высились невысокие, этажа в три, пустые, на вид облупившиеся дома, сложенные из розового и черного кирпича, с черными оконными проемами незастекленных окон. И ни одной живой души вокруг.
«Если это не сон и не глюк, то это самый скучный мир из тех, что стоило придумать», – думал Эгор.
– Эй, брат, ты что, меня не слушаешь? Так-то ты ценишь дружескую беседу? Тебе что, мой анекдот не понравился?
– Анекдот?
– Да, мой любимый, про кудесника.
– Я немного отключился, эта розово-черная гамма меня бесит и усыпляет одновременно. Прости, может, повторишь?
– Только для тебя, хотя ты не Толька, а Эгор. Смешно?
– Это и есть твой любимый анекдот?
– Нет, это прелюдия. Любишь прелюдии?
– Ненавижу.
– Сильно. В общем, так. Идут альпинисты по узкой горной тропке в тумане. Вдруг тропка обрывается и перед ними глубокое ущелье метров пять в ширину. Ну, альпинисты встали, чешут репы, а с той стороны ущелья выходит старец с длинной белой бородой – в синем халате, украшенном белыми звездами, и в таком же колпаке. И говорит он: «Прыгай смело, я кудесник!» Ну, первый альпинист, что ближе к пропасти стоял, разбежался, прыгнул, упал на дно ущелья и разбился в сопли. А старец посмотрел вниз, покачал седой головой и говорит: «Да, хреновый из меня кудесник».
– Отвратительный анекдот, – буркнул Эгор.
– Я рад, что тебе понравилось и вообще что мне довелось общаться с таким жизнерадостным парнем. Мне теперь до самой смерти питаться змеями, грибами да крысами.
– Ты наглый толстый энерговампир! Мало того что ты жрешь мои эмоции, так тебе еще и деликатесы подавай. – Было бы неплохо. Не отказался бы от крольчатины или дичи какой-то.
– Только и думаешь о своем желудке. Смотри, какой ты толстый! Скоро лопнешь!
– С тобой вряд ли. Если только от смеха. Эх, как я бы навернул сейчас твоей радости или веселья.
– А чего мне радоваться? Я покойник, в каком-то нелепом теле, шагаю с дурацким клоуном-эмоедом по скучнейшей улице на свете.
– А вот и врешь! Эта улица вовсе не скучная, просто она пока в тени.
Клоун повернулся к Эгору, чтобы показать ему противный фиолетовый язык. Вдруг он обо что-то споткнулся и плашмя упал на спину, больно ударившись рыжей головой и жалобно заойкав. Эгор не смог сдержать торжествующего радостного смеха, который превратился в больших пушистых розоватых кроликов. Одного из них хитрый клоун тут же изловчился поймать.
– Ага, все получилось! Старый трюк действует безотказно тысячи лет. Стоит кому-то упасть и удариться, как те, кто это увидел, дружно начинают веселиться.
– И ничего подобного, – обиделся Эгор, – просто ты очень смешно упал, профессионально. И отпусти зайца, мне его жалко. Неужели ты не наелся?
– Фигушки! Это не заяц, а кролик, и он не настоящий, как и все здесь, зато питательный. Ты тощий, тебе хватает собственных переживаний, а мне все время нужна подпитка.
Клоун ловко подкинул кролика, широко разинул свою пасть и проглотил его целиком. У Эгора снова выступили слезы.
– Ну, давай реви, девчонка! Полей местные скудные земли, заодно и засадишь их травой. Ты ведь когда-то любил засадить? – Толстяк противно засмеялся.
Эгор, не глядя на то, как его слезы прорастают из земли горькой травой, кинулся с кулаками на своего обидчика. Но клоун увернулся с легкостью молодого тореро. Эгор налетел на стену унылого дома, но боли не почувствовал. Зато дом от удара сильно тряхнуло, посыпались кирпичи, которые подняли клубы пыли с грязной земли. Эгор, прислонившись спиной к дому, переждал падение стройматериалов. К счастью, ни один кирпич не упал на него. «А жаль, – подумал он, – может быть, тогда этот дурацкий сон закончился бы». Эгор проводил глазом разбегавшихся в разные стороны розово-черных странных визжащих зверюг с телами гиен и кабаньими мордами. Разглядеть их как следует он не успел, слишком быстро они бежали, к тому же мешала влага, застилавшая единственный глаз. Клоун, кряхтя, сел в трех шагах от него, нарочито испуганно посмотрел на Эгора и махнул рукой на убегавших зверюг.
– Да ты крут, чувак. Такой сложный продукт выдал – тут тебе и злоба, и жалость, и отчаяние в одном флаконе. Осторожней с чувствами, учись контролировать эмоции, иначе, боюсь, здешним местам грозит перенаселение всякими монстрами. Лучше уж плачь, озеленитель.
Эгор молчал, он уже не плакал, а злобно посверкивал на клоуна покрасневшим глазом. Он тоже опустился на землю, придвинул руками к подбородку острые колени, обхватил ноги руками, положил на них голову и закрыл глаз. Длинная черная челка печально свесилась, как подбитое крыло, и вокруг Эгора заколосилась чудесная изумрудная трава.
– Смотри-ка, зеленая. Всего пару часов здесь, а уже меняешь этот мир. Похоже, Создатель в тебе не ошибся. Эй, парень, вернись, я с тобой говорю.
Эгор молчал и не шевелился.
– Н-да, придется засчитать тебе попытку убить себя об стену. Слушай, ты, любитель кроля и кроликов, даже не надейся, что сможешь покончить с собой. Здесь это невозможно. Со мной – другое дело. Но ты еще слабой против меня. Я хочу тебе кое-что рассказать. Надеюсь, ты все-таки слышишь меня. Начнем с самого начала. Раз ты не хочешь со мной говорить, я проведу небольшой ликбез и буду говорить за себя и за тебя.
Клоун откинулся на спину, подняв столб пыли, и смешно заморгал глазами, изображая очнувшегося Эгора.
– Где я? – пропищал он, вскочив на короткие ножки. И ответил сам себе:
– Ты в дивном, тонком, очень нежном розово-черном мире. В мире, у которого нет четких границ, который существует внутри и снаружи реального мира с множеством обоюдных дыр, разломов и прорывов. Это те места, где эмоциональный уровень в Реале зашкаливает. Понятно?
Клоун лег:
– Нет, ни фига не понятно. Клоун вскочил:
– Ну вот и отлично. Продолжим. Здесь нет ничего материального в обычном понимании. Дом и хозяин дома легко могут поменяться местами, Эмомир несовершенен и незавершен, Создатель еще поработает над ним, если вспомнит про то, что он есть. Все, что ты здесь увидишь и услышишь, придется принимать как данность. Например, то, что ты герой, который призван сюда для спасения мира.
Эгор не шелохнулся, но фыркнул. Это было похоже на звук, какой издает выходящий из чайника пар.
– Отлично, меня слушают! – обрадовался клоун и опять упал на спину.
– Кто герой – я? – снова пропищал он и, вскочив, ответил: – Ты. Но ты – не Егор Трушин, а Эгор-Эмобой, слепок чувств и сгусток эмоций Егора, его лучшие воспоминания и тайные желания, его тень в кривом зеркале подсознания, все, чего он когда-нибудь боялся, или все, о чем он тайно мечтал. Ну а форма, которую ты принял, это уже – хвала Создателю. Радуйся, что ты не жаба и не крыса.
Клоун лег:
– И что мне теперь делать, клоун? Клоун встал:
– Спасать мир, чувак. Эмомир – он очень хрупкий, здесь полно беззащитных созданий, и им необходима твоя помощь. Ты должен защитить их от жутких монстров. А еще тебя ждут подвиги в реальном мире!
– В реальном мире? Значит, я смогу туда попасть? Или ты издеваешься надо мной? – подскочил Эгор, как ошпаренный.
– О! Проснулся! – Клоун радостно запрыгал. – А я тут играю сам с собой в Эмобоя. Кстати, прости, что называл тебя девчонкой, когда ты плакал. Мужчине плакать вовсе не зазорно, это тендерные ошибки воспитания, замшелые цивилизационные предрассудки. Кто осудит настоящего мужчину за скупую слезу на могиле друга или родителей? А парню с детства твердят: «Мальчики не плачут – не будь девчонкой…» И он держит в себе обиды, боль и горе всю жизнь. Отсюда у мужчин высокая смертность, инфаркты, инсульты, алкоголизм с циррозом печени. А женщины плачут и дольше живут. Это же половой апартеид, заговор слез! Все против мужиков.
– Да остановись уже, чертов клоун!
– О, очередная партия уродов разбежалась. Эгор, остынь, я понимаю, что плачешь не ты, а твое новое тело, с чьими слезными железами ты не можешь справиться. Но зачем так злиться, я же твой друг. Я тот, кому ты всегда сможешь поплакаться в жилет.
Мимо рыжего виска немедленно просвистел кирпич, запущенный Эгором.
– Друг? Я не ослышался, что еще смогу попасть домой?
– Конечно сможешь. Есть много разломов, дыр, лифтов, точек пересечения между мирами. А также много способов попасть туда и обратно для тебя, о Великий Эмобой, – кривлялся клоун.
– Ну так скажи мне как.
– Всему свое время, чувак. Все впереди.
– Да кто ты такой? Откуда ты все знаешь?
– Я – клоун, рыжий клоун. Твой спутник я и друг. А знаю только то, что дал мне знать Создатель. Я, так сказать, твой персональный развлекатель!
– И почему я должен тебе верить?
– Потому что ты должен хоть кому-нибудь верить, иначе сойдешь с ума.
– _ Я немедленно хочу обратно в мой родной мир. Если ты мой друг, помоги.
– Этот мир – твой родной, а там ты никому не нужен. Ты не Егор и даже не его тень. Ты – Эмобой. Ни друзья, ни родители, ни Кити не смогут тебя увидеть. А если и смогут, никогда не узнают. А только испугаются до смерти. Ты призрак, ты фантом, урод ты – Эмобой. И не нужны ни ты, ни твоя любовь в реальном мире больше никому.
Эгор схватился за внезапно занывшее сердце, но отдернул руку, вспомнив, что там вместо пламенного мотора черная дыра. Клоун сказал:
– Вот видишь, сердца нет, а боль есть. Фантомные боли – наша призрачная доля.
– Мы – привидения? Я – призрак? – окончательно запутался уже, впрочем, ничему не удивлявшийся юноша.
– Почти. Не здесь. В Реале – да. Вы призраки, пришельцы из другого мира. Пугать людей и страхом их питаться дано не каждому. Ведь надо очень сильным быть, чтоб гнев такой изобразить, чтоб видимым стать для людей. Не каждый может так злодей. Дается дар такой лишь в наказанье! А остальные просто бродят средь живых, как тени, и ничего не в силах предпринять!
Эгор, сознание которого переполнилось новой информацией и откровенным бредом клоуна, тупо глядел на заговорившего стихами рыжего безумца.
– Даже если я призрак, эмо-бой и черт в ступе, я все равно хочу попасть обратно. Там все мои любимые люди, а я даже не успел с ними попрощаться. Пусть они не смогут меня увидеть и услышать, мне будет довольно того, что их увижу я.
– Ты эгоист, чувак. Ты все еще успеешь. Есть у тебя теперь в запасе вечность, брат Эгор. Ты нагуляешься еще в своем любимом грязном мире. Пойми, теперь он для тебя чужой, ты нужен здесь.
– Ага, кому? Тем тварям, в которых превращаются мои чувства?
Клоун недовольно поправил:
– Материализуются эмоции.
– Ты же говорил, что здесь нет ничего материального, толстый плут!
– Поймал. Но вот в чем парадокс: материального здесь нет, но все состоит из некой материи, только свойства ее необычны. Она соткана из иллюзий и сомнений, настроений и фантазий, в общем, очень тонких энергий человеческого мозга.
– Значит, создатель этого мира – человек?
– Этот вопрос не в моей компетенции.
– А почему ты все время жрешь мои эмоции, а я, наоборот, – не голоден.
– Потому что ты совершенен. Ты герой этого мира, посланный сюда Создателем, тебя все ждут, тебе все верят. И имя твое – Эмобой.
– Круто, только кто меня ждет, здесь же никого нет, кроме нас.
– Ну, да. Просто ты сидишь на задворках эмо-королевства. Сидишь, тупишь и, вместо того чтобы спасать этот мир, населяешь его всякими бесполезными тварями, грибами и травой.
Эгор не нашелся что ответить и задумался. Клоун тоже молчал, хитро поглядывая на юношу.
– Слушай, клоун, а имя-то у тебя есть?
– Имя? – Клоун озадаченно запустил пятерню в рыжую гриву и почесал затылок. А потом выдал: – Если тебе Эмобой – имя, имидж крепи делами своими ж. Зови меня Тик-Так, мой супердруг, мой супервраг, мой супердраг.
– Я буду звать тебя Тик, нервный тик. Или буду звать тебя – Так. Как? Так. Или, может быть, Тактик, ведь ты же тактик, а не стратег, это твой тег.
Сказав эту белиберду, Эгор с ужасом понял, что помимо своей воли копирует манеру разговора клоуна. Тик-Так остался доволен учеником:
– С кем поведешься, с тем и наберешься. Я вижу, ты окончательно пришел в нового себя. Кстати, я готов тебе подкинуть один замечательный довод в пользу Эмомира.
– Какой же?
– Это единственный известный мне мир, лишенный дерьма. Его обитатели питаются чистыми энергиями, их не надо переваривать, а выделяют они в мир другие энергии – эмоции. Так что добро пожаловать в мир без дерьма. К сожалению, этим миром не правят целесообразность и оптимизм. Им правит королева Маргит. Но зато им не правят клоуны, место которым в цирке по выходным и которых ты так не любишь.
– Так, это точно сон! Я сплю. Ты повторяешь мои слова из спора с Кити, но мы с ней тогда точно были одни.
– В вашем мире, да, почти одни. Прости, но я случайно наблюдал за вами из-за полупрозрачной шторки. О! Сколько страсти я увидел! – Грязный извращенец, я откручу твою рыжую башку!
Эгор вскочил. Тощее тело слушалось его все лучше и лучше. Он заулюлюкал и помчался по дороге следом за смешно ойкающим Тик-Таком, улепетывающим что есть сил на своих коротеньких ножках. Вскоре Эгор понял, что гонится за ним из проформы, зла на клоуна почти не осталось, а то, что рыжий знал в какой-то степени Кити и был посвящен в их отношения, даже как-то сближало их.
«Если это сон, – думал Эгор, – то я досмотрю его до конца. А если не сон, тогда мне все равно не остается ничего другого».
Они бежали вприпрыжку по грязной улице в направлении видневшейся вдали широкой площади, и мертвый розово-черный мир вокруг уже не казался таким ужасным. Когда тебе восемнадцать, трудно долго грустить, даже если ты мертвый эмо-бой.