Кино

Субкультура

Эмочки

Эмочек звали Ляля, Оля и Алиса. Они производили неизгладимое впечатление сплоченной толпы туристов. Иногда мне казалось, что так оно и было. Алису все звали Алисией. Наверно, Терри Пратчетта начитались. Они и вправду порой походили на трех абсолютно разных ведьмочек. Которые неоправданно часто поправляли волосы, смотрясь в зеркало, невероятно часто повторяли «короче», «ваааще», «я не понимаю». В остальное время они матюгались, как алкаши, и терроризировали случайных добровольных воспитателей.

– Девушки, как вам не стыдно!

– Короче. Вааще, заткни пасть…,… Я не понимаю, что она лезет в чужой разговор? Девочки, вам эта тетя знакома? Короче, тетя, шли бы вы куда шли. И т. д. и т. п. Очень много слов и прекрасное настроение.

Был и второй вариант времяпровождения. Крайне трагичный, со слезами, соплями и безалкогольным пивом. Почему-то неурядицы они считали нужным непременно запивать.

После истории с кролями мы подружились. Не так чтобы плотно общались, но иногда пересекались и болтали, когда было время. От них я узнала странную штуку. Не то чтобы слухи, похожие на правду. Но настораживает.

Они уверены, что с эмо собрались воевать на государственном уровне. Вот уж кому нечего делать, как с эмо воевать! То с Чечней боролись, пока не напоролись. Теперь вместо чеченцев – эмо.

– Прикинь, нас хотят запретить! Полный трендец! – Алисия вызывающе взмахивает челкой, чтобы посмотреть на мою реакцию двумя глазами.

Она среди подруг самая авторитетная. У нее есть характер и три старших брата в придачу. Если бы у меня было такое мужское семейство, я бы тоже осатанела и стала как она.

– Мне сказали, что это все из-за суицидников.

– Нет. Потому что мы слямзили идею эмо с америкосов.

– А что, среди нас есть суицидники?

– Черт их знает. Я ни одного не видела. Оля, ты видела? И я нет. Остается американская версия.

– Народ, кто недавно был в Америке? Никто. Оно и понятно. Народ, кто уважает Америку? Никто. Вааще, я не понимаю тогда, что за хрень нездоровая. Народ, эмо не уважает Америку. Эмо уважает только ихнее барахло. Хотя кому оно на фиг сдалось. У нас своего хватает, – и прибавила заговорщическим шепотом: – Если они нас подслушивают, пусть знают, что мы, типа, нормальные граждане. Правда, девчонки?

Думаю, они причисляют себя к эмо-кидам. Хотя, на мой взгляд, эти эмочки – гремучий замес всевозможных субкультур. Хоть они и экипированы тонной значков, нашивок и даже сосками, но от детей в них как в детях от стада тараканов. Они сами по себе явление. Название которому еще придется выдумать.

– Если эмо запретят – я вены порежу. И записку оставлю – почему.

– И я! Мы все порежется! Ура!

– Вот дуры-то, – осаживает разбушевавшуюся стихию Алиса.

Решив, что без Танго тут не обойтись, я, недолго думая, решила их познакомить. Пускай дискутируют до усеру.

Танго напрочь не желал ни с кем знакомиться. Он проверял идею древних индусов, которые, по его мнению, насобачились полностью уходить в слияние с абсолютом. Он три недели старательно настраивался в полном одиночестве, а тут мы: «Здрасьте, не ждали?» Но оттаял, поганец, когда мы ему тортик всучили. Оказывается, не жрал давно. Все о высоком думал.

Ведьмочки мгновенно перешли момент первой неловкости и окружили балбеса-отшельника трогательной заботой и вниманием. Устроили ему приборку в хате и сбегали в магазин. Танго растаял. В его тусклых глазах появился нездоровый блеск проповедника. Или от еды, или снова окрылился новым экспериментом. Например, эмо-бой и гарем из трех преданных сподвижниц. С очень соблазнительными фигурками.

– А куда кролики подевались? – с непрожеванным куском торта неожиданно поинтересовался он.

Наверное, втихаря смотался ушастых проведать, а там полное клеточное запустение.

– Не я, – судя по реакции Танго, меня он и не подозревал.

– А я как раз причем, – горделиво поглядывая на подруг, похвасталась Алисия.

– Не рассказывай! – шутливо запретила Ляля. – Он на нас в ментовку заявит!

Танго можно много в чем заподозрить, но не в братских отношениях с ментами. А зря. Он, по-моему, до сих пор случается свидетелем всяких мелких преступлений. Но доверчивым девочкам об этой стороне жизнедеятельности эмо-боя знать не следует.

– Мы их сперли. Договорились с братом, у него машина подходящая.

– А потом – раздали!

– Разделали?

– Нет! Глухой, что ли? Раздали!

– Я вас обожаю, – уверенно заявил Танго. – Девчонки, вы просто прелесть. Со всех сторон!

Умудриться сказать такую приторную ересь приятным голосом может только он.

А потом они наперебой принялись рассказывать про происки злодеев, которые хотят прикрыть эмо.

– Хрен им в обе руки. Не парьтесь, мои сладкие. В этой стране запретить можно только отстрел чиновников по пятницам. Сменим окрас, и все дела.

– Вот еще, – пожала худенькими плечами Оля. – Быть может, и тату свести?

– Готов поспорить на что угодно, но рано или поздно вы сами перекраситесь.

– А мало ли что будет потом. Надо жить сегодня. Завтра уже будет другая я. А сейчас – мне нравится, как я выгляжу.

– А мне-то как нравится, – картинно закатив глаза, взвыл Танго.

– А что у тебя с головой? – смешно надувая губы, поспешила удивиться Оля.

– Враги. Происки недружелюбно настроенной гопоты. Как жить? Была такая клевая прическа, а теперь приходится уподобиться йогу и успокаивать раскаленные несправедливостью мозги. Хотите, научу?

– Чему?

– Всему. Я необычайно разносторонен. Самому иногда жутко, какой я разносторонний тип.

– По-моему, йоги плешивые, – засомневалась Ляля, – а у тебя кое-что на голове осталось.

Танго тут же уточнил, что у него и в голове осталось много полезного. Продемонстрировал пирсинг языка, пошевелил окольцованными бровями, постучал по черепу. Все перепугались нетипичного для костей звука. Потом догадались, что он синхронно барабанил второй рукой по ножке стола. И кинулись его колотить.

– Убьете же, паразитки, – притворно стонал Танго, прикрываясь острыми локтями. Об которые все поотбивали руки.

– А йоги бывают эмо? – отдышавшись, спросила Оля.

– А то! Что не йог – эмо. Хваткие ребята. У них в Индии эмо – завались. Только они шифруются. Такой законсервированный эмо-подвид. Сейчас поясню. Вот, к примеру, я дам тебе жестяную банку консервов…

– Давай, а то жрать охота, – пробудилась от раздумий Алиска.

– Блин, я к примеру. Фигурально выражаясь! Ты же нипочем не поймешь, что в ней внутрях.

– Я этикетку прочитаю, – медаль Алисе за находчивость.

– А я ее, типа, уже содрал! – парировал Танго, забирая у Оли откушенную половину бутерброда с сыром.

– Тогда сложнее…

– Вот! – торжествующе завопил Танго, вырывая у Алисы остаток сыра и быстро запихивая его себе в пасть. – Так и йоги. Внутри эмо, а без этикетки хрен догадаешься. Шифруются. Сидит такой нирванистый кекс на гвоздях, а внутри – просто эмоциональный пожар. Но виду не кажет, красавец такой. Зато, когда они начинают отплясывать – все сразу ясно – эмо.

Завиральская волна подхватила и понесла воодушевленного Танго в сторону гибельного водоворота. Он округлил неморгающие глаза, загнал брови вверх, весь его вид воплощал неимоверную правдивость. Сразу видно, врет и врать будет долго.

– Помнится, у меня была банка горбуши. Я про нее как-то забыла, а потом вспомнила, – воспоминания были явно не из приятных.

Алисия скорбно глянула на свои черные коротко остриженные ногти.

– И при чем тут йоги?

– Притом. С виду нормальные консервы, а как нож воткнула, оттуда как рванет!

– Вот, – вкрадчиво пропел Танго, – снаружи тишь да гладь, а внутри…

Все на минуту притихли, осознавая непознанные перспективы бытия.

– А чем мы им могли помешать? Я власти имею в виду, – очнулась любознательная Ляля.

– Первое, – Танго откинул несуществующую челку и задрал вверх грязноватый указательный палец, – мы потенциальные рабы.

По-честному, мы разом охренели от такого предположения.

– Хватит ржать. Рабы и рабыньки. Раб – ценное имущество, создающее материальные ценности. А эмо якобы склоняют неокрепшие юные умы к суициду. То есть уничтожают ценное имущество государства.

– Фигня, – не выдержала я. – Просто у кого-то из власть предержащих ребенок стал эмо. Прикинь, приходит он домой такой весь властью пропитанный, а там такое! Маленькая непонятная дряннушка, которая без всякого пиетета относится к папаше. Эмо не влом сказать отцу родному, что она думает про тупого, спесивого дурака. Вот вам и результат.

– Власти – полный отстой! – поддержала меня Ляля.

– А что такое пиетет? – оживилась Оля.

– Фигня. Просто из нас сделают козлов отпущения. Мы в их понимании хуже панков.

– Панки – нормальные ребята! – отрапортовала Оля.

– Ну, тогда гопников.

– Гопники – говно. Как ни встречу, вечно то телефон отнимут, то деньги вытрясут. И вот ведь гады, меньше чем по трое не шатаются.

– Панки – мегакруто! – не успокаивалась Оля.

– Согласен. Но они не развращают молодежь своими идеями. Они просто – против всего.

– Им нравится бесить зажратых!

– А панки…

– Достала!

– Нет, ну послушайте… И я ушла. А они остались.